«Привезенка»: что делать, если вас дискриминируют в новой стране
16.01.2018, 06:55 EST
Источник: womo.ua
Эмигрируют по разным причинам: кто-то едет учиться, кто-то работать, а кто-то выезжает по семейным обстоятельствам. И когда за подругами и знакомыми, ставшими эмигрантками, наблюдаешь в Facebook на фоне экзотических растений и искрящегося моря, кажется, что у них все хорошо. Однако за видимой идеальной картинкой часто прячется депрессия, невостребованность и социальное одиночество. А если к этому «коктейлю» добавить дискриминацию по национальному признаку или на рабочем месте, становится понятным, почему многие женщины-эмигрантки мечтают вернуться назад.
Но наша героиня — не робкого десятка. После эмиграции в Израиль Анжела Владимирова сумела преодолеть депрессию, перестроить свой бизнес под реалии новой для нее страны, а также поставить на место тех, кто использовал в ее адрес эпитеты «гойка» и «привезенка».
Кому я тут нужна?
После переезда в Израиль я первый год пребывала в жестокой депрессии. Единственное, что меня спасало, это обучение в Istituto Marangoni и совместный проект с брендом theBODYwear. Работа с ними вытащила меня из неприятного психологического состояния. Приехав в Израиль и даже осмотревшись, но не имея определенного круга знакомств (у моего мужа круга, который мне нужен, не было), я опасалась, что могу здесь стать ненужной. Также я думала, что из-за невладения ивритом мне ничего не останется, как быть просто женой своего мужа. Но вскоре я поняла, что не язык является препятствием. А погружение в ту среду, в которую я попала.
Травмирующая среда
Это среда старых мигрантов, репатриантов (здесь их так называют), которые переехали в самые тяжелые для них годы. Они репатриировались из Советского Союза, который раздел их до нитки. Отбиралось все – квартиры, зарплаты (многим год не платили перед выездом), имущество, вывезти сбережения тоже было нельзя. Можно было вывезти $200 на человека. На семью давался контейнер, в который ты мог собрать небольшое количество нажитого – и все. Репатриация этих людей была самой масштабной за всю историю Израиля. И Израиль просто захлебнулся, страна не ожидала, что репатриантов будет так много. А всем нужно дать работу, кров, социальные гарантии, еду. С одной стороны, много рабочих рук приехало, много умных голов, но в то же время приехали такие люди, которые мало что умели. И в стране была очень тяжелая обстановка, здесь шла борьба за выживание. Иногда это была борьба с самими собой, а иногда – между собой. Плюс постоянные военные конфликты тоже причиняют травмы обществу.
Оказавшись в маленькой, но “концентрированной” среде людей, мне пришлось этой среде сопротивляться. Глядя со стороны, понимаешь, что их решения необъективны и продиктованы определенным бэкграундом. Но у меня-то свой бэкграунд, и мне нужно было использовать его. И вот это сопротивление среде первый год мешало мне сориентироваться. Плюс депрессия. Это было взаимосвязано.
«Иди сначала полы мыть и выучи иврит!»
Так получилось, что я попала в среду людей, которые эту борьбу, — лучше ли, хуже ли, — прошли. Они травматики, назовем их так. Так вот, общение с травматиками, видимо, пробудило воспоминания о каких-то моих травмах – детских и из взрослой жизни. Да и сам переезд тоже стресс, особенно, в другую страну. И вот эти переживания, связанные с эмиграцией, усугубились после общения с травматиками. Состояние стало таким, что за пределами моего дома мне нечего было делать. Я не понимала, о чем говорят люди, даже если они были русскоязычными, потому что они словно “законсервировались” в далеких 90-х. И понимания между нами не было.
Я говорю: “Я хочу шить красивые платья, шитье меня всегда спасало, у меня появятся клиенты. Да и вообще, те, кто умеет шить, всегда были с куском хлеба”. На что мне говорили, что здесь не платят за шитье, здесь ты сама не заработаешь, клиенты к тебе не придут, ты не сможешь шить за такую же цену, как в Киеве, потому что таких цен, как в Киеве, тут нет, а Киев – вообще деревня.
Мол, шей за три рубля, а мы тебе своих друзей приведем, и будет у тебя все хорошо. Я парировала: “Можно и не шить, а совершенно другим заниматься – я вижу русскоговорящих людей в ателье, магазинах и то, как им тяжело, как они устают, как дорого им обходится аренда и прочее, а я знаю, как им помочь. Я могу их консультировать”. На что мне отвечали: “Ты? Консультировать? Ты откуда приехала? Чему ты можешь их научить? Они тут 27 лет! Иди сначала полы мыть и выучи иврит!”. Эта любимая фраза про “полы мыть” ко мне применялась редко, потому что люди меня, видимо, уважали и любили.
Гойка
В общем, не находя общего языка и понимания, я закрылась дома и, максимум, где я общалась, — в израильском русскоязычном комьюнити Facebook. Я ничего серьезного не постила, писала о своих путешествиях и ставила фото на тему “как я красиво выгляжу на фоне этих цветов”. Но вдруг люди стали меня замечать и каким-то образом некоторых я стала раздражать. Моему мужу в рамках какой-то политической дискуссии написали комментарий, вроде: “Ты вообще перестал быть евреем, стал гоем, потому что взял себе гойку-жену”.
И у меня возник вопрос, что значит “гойка”? Когда я его задала в Facebook, мне ответили, что ничего обидного в этом нет, потому что гоями называют всех людей не-евреев, то есть гои — это люди любой другой национальности. Но слово гой, произнесенное с определенной эмоцией, становится ругательным. По отношению к евреям есть подобное слово – жид.
Хотя в польском языке слово жид не ругательное, а называющее евреев, но в русскоговорящей среде это слово, произнесенное эмоционально, — уже антисемитский выпад. Поэтому люди, говоря обо мне гойка, делали выпад националистического характера. Я не люблю споры на уровне наций, поэтому стараюсь их избегать.
Привезенка
Этот “термин” я тоже видела в комментариях израильского комьюнити. В мой адрес они не звучали, но касались девушек родом из постсоветских стран, на которых женились израильские мужчины и привезли их в Израиль. Собственно, от слова “привезти” и происходит эпитет “привезенка”. И если слово сказано с эмоцией, то выражает негативное отношение к этим женщинам.
Объясню, почему идет негатив. Какие едут девушки: большей частью, это образованные и умеющие бороться за жизнь люди. Они умеют бороться за комфорт, социальные блага, за материальный достаток, за свой статус и т. д. Внешне они очень привлекательны: с ухоженными волосами, с красивыми бровями и в очень редких случаях с чем-то искусственным на теле или на лице, светлокожие, светловолосые и в определенной одежде. Их платья чуть более нарядные, чем летняя майка или чем это необходимо в определенный момент, их платья отутюжены и сшиты из хороших тканей.
Что самое интересное, у них не всегда есть макияж на лице, в отличие от русскоязычных израильтянок, которые любят помады, карандаши, тени, тоники и пудры. И все это выделяет “привезенок” из толпы, причем, если говорить объективно, выделяет выгодно. А вот русскоязычные израильтянки, которые решили, что у них недостаточно красоты, почему-то комплексуют. Это первое.
И второе – притом что здесь абсолютно достаточное количество мужчин, на израильтянках не так уж и часто женятся. Они не всегда комфортны в быту. Хотя мужчины принимают их такими, какие они есть, не всегда связывают себя с ними узами брака. Здесь очень много пар, просто живущих вместе, но не зарегистрировавших свои отношения.
Тут считается, что необязательно выходить замуж, чтобы сохранить свои права, как супруги или матери. А вот женщину из постсоветского пространства, не женившись, сюда просто не привезешь. И здесь масла в огонь подливает вот эта разность статусов между израильтянкой и “привезенкой”.
Как я все это преодолела
- Я рассказывала израильтянам свою историю: я познакомилась со своим мужем еще 48 лет назад, я не преследую меркантильных целей. Людям стало понятно, что я никогда и ни у кого его не отбирала.
- Я показывала своего мужа – мы выходили вместе в общество, я показывала наши фото в Facebook, как мы живем, что мы делаем.
- И главное, — некоторое время спустя я “отделилась” от него. То есть, я показала, что я – личность, у меня есть своя жизнь, сфера деятельности, в которой я могу проявлять себя на любой территории, будь то Киев или Беэр-Шева, у меня есть свои цели. Я просто честно озвучила их и прямо говорила о том, что я делаю.
- Когда я вдруг попадала в какое-то незнакомое общество или видела комментарии в Facebook в свой адрес: “Тебя, вообще, откуда привезли?”. Несколько раз мне говорили это в лицо. Я просто начинала разговаривать с этими людьми, я им открывалась, показывала себя со всех сторон. И в большинстве случаев, я начинала им нравиться.
- Иногда я наталкивалась на абсолютно “упоротых” людей, которые за своими постулатами не видели вообще ничего. С ними я ругалась какой-нибудь короткой фразой, говорила, что нам не по пути. Никого не блокировала, не удаляла из друзей. Если они хотели отписаться, то делали это сами, если не делали, то могли продолжать наблюдать за моей виртуальной жизнью.
- Я стала посещать психолога. Она мне очень помогла. Честно говорю: я не сама справлялась. Я думаю, что самой справляться, может быть, и реально, но очень долго.
- В конце концов я встала и сама вышла из дому, хотя раньше не выходила без мужа никуда. Я не боялась улицы, я просто не хотела выходить, потому что мне нечего там было делать. С кем я там буду разговаривать? С какой целью я туда пойду? Когда психолог вывела меня из депрессивного состояния, я стала посещать множество мероприятий, на которых много людей, много общения. И уже не только мою виртуальную жизнь можно было видеть, а можно было меня потрогать руками и поговорить вживую. И со временем мои старые враги становились моими добрыми приятелями, а недоброжелатели стали друзьями.
И в тот момент, когда я вышла, глаза раскрылись моментально: я поняла, где я нужна. Я увидела, с кем можно сотрудничать в рамках классных коллабораций, где есть “дырки”, которые можно подлатать. И я занялась латанием и общением с теми, кто уже успел много сделать для страны и для моды этой страны. Но особенно с теми, кто никогда не говорит, что “в Израиле моды нет”.