Как десятки россиянок уехали за мужьями-джихадистами, а оказались в багдадской тюрьме
26.04.2018, 08:00 EST
Источник: BBC
В центральной женской тюрьме Багдада сейчас ждут суда около 50 женщин из России, побывавших в ИГ. Почти все они с детьми, почти все попали в ИГ вслед за мужьями, многие провели полгода в плену у иракской военной группировки.
В Ираке им грозит пожизненное заключение и даже смертная казнь. В России за них бьются родственники, утверждающие, что их близкие невиновны. Русская служба Би-би-си рассказывает истории девушек.
В начале декабря 2017 года уроженка Симферополя Ирада Тахиржанова получила сообщение в WhatsApp с неизвестного номера: “Привет. У меня есть новости о твоей сестре Рушане”. Девушка отправила в ответ сразу семь сообщений подряд:
“Добрый вечер.
Какие новости
Кто вы
Она жива
???
Где она
Ответьте мне”.
Никаких известий о младшей сестре у Ирады к этому моменту не было почти четыре месяца, с тех пор как та в августе вышла на связь из осажденного города Тель-Афар в Ираке. Населенный пункт в 50 километрах к западу от Мосула в тот момент был под контролем “Исламского государства”*. После освобождения иракской армией Мосула – битва за город продолжалась девять месяцев – оплот ИГ* переместился именно в Тель-Афар.
Рушана рассказала сестре, что ее муж погиб и что она ищет возможность выбраться с территории ИГ. Через несколько дней начались бомбардировки Тель-Афара, а затем штурм, продлившийся неделю. После этого связь с Рушаной пропала.
Собеседник ответил: “Я могу не только русский язык арабский”. Ирада предположила, что он пользовался электронным переводчиком. “Я люблю помогать Рушане знать ее новости и здоровье, – продолжил неизвестный. – Говорить с ней не так хорошо его сыном Адамом”. Ирада вспоминает, что расшифровала это сообщение примерно так: сейчас поговорить с сестрой нельзя. Собеседник прислал фотографию маленького сына Рушаны, а Ирада в ответ – сразу несколько эмодзи со сложенными ладонями в знак благодарности.
Через три дня в 2.43 ночи Рушана вышла на связь. В голосовом сообщении – сдавленный шепот: “Слышишь меня? Со мной все хорошо, мы живы-здоровы”.
“Девочка, которой посвящали песни”
Родственники до сих пор толком не понимают, как именно Рушана Тахиржанова попала в 2014 году из Симферополя на территорию ИГ. По национальности сестры принадлежат к крымским татарам, но ислам в семье был скорее частью культурной традиции, чем религиозной: хиджаб их мать, в одиночестве вырастившая троих детей, не носила никогда.
Сама Рушана училась на парикмахера-стилиста, ходила на курсы фотографии и никакого интереса, по словам ее близких, к мусульманским и тем более экстремистским идеям никогда не проявляла, а росла балованной красавицей: обожала дорогой парфюм и солнечные очки на пол-лица, занималась греко-римской борьбой и не упускала случая продемонстрировать фигуру – на фотографиях она щеголяет в обтягивающих платьях и леопардовых леггинсах. В целом, объясняет Ирада про сестру, она была “девочкой, которой посвящали песни”.
Весной 2014 года восемнадцатилетняя Рушана влюбилась по переписке в чеченца Мансура. Религиозный обряд бракосочетания – никях, – как предполагает Ирада, провели дистанционно, после чего младшая сестра “втихаря собрала чемоданы и сбежала из дома”. “Мы не то что удивились, мы просто были в шоке, – рассказывает о реакции семьи Ирада. – Я говорю: “Где ты?” – “Я в Турции, приехала на учебу” – “Как ты вообще туда поехала без нашего разрешения?”.
Какое-то время пара действительно жила в Турции, однако когда связь с сестрой стала нерегулярной, Ирада заподозрила неладное и спросила напрямую. Рушана призналась, что она вместе с мужем в Мосуле – город в Ираке в тот момент был под властью “Исламского государства” – и что у них нет ни денег, ни регулярного доступа в интернет.
Был ли муж сестры Мансур боевиком, Ирада не знает, хотя предполагает, что нет: “Если бы он воевал, у него были бы какие-то деньги”. Зато она утверждает, что знает “точно, что моя сестренка сидела дома”. Три года в ИГ Рушана провела сначала беременной – она родила сына, – а затем кормящей. Выходить на улицу без сопровождения мужа запрещалось, общаться с чужими мужчинами тоже. В интернет-кафе Рушана ходила тоже только вместе с мужем, так что связь с семьей была нерегулярной, раз в два-три месяца.
Рушана, говорит Ирада, “экспериментировала с цветом волос: то светло-русые, то оранжевые у нее” и выбиралась лишь в гости к подругам – Карине Бешировой и Макке Умаевой. Обе девушки сейчас тоже ждут суда в багдадской тюрьме. Они, как и Рушана, оказались в ИГ вместе с мужьями – по объяснению Ирады, по наивности или в результате обмана, так как были “молодые и бестолковые” (мать Макки Умаевой в разговоре с корреспондентом Би-би-си вспоминала, что на втором курсе медучилища ее дочь падала в обморок при виде крови, и недоумевала, как она могла оказаться в ИГ). У обеих подруг были дети: у Карины четверо, у Макки – одна новорожденная дочь. Встречаясь, подружки закрывались дома, рисовали стрелки и делали селфи: сейчас про фотографии Ирада шутит, что это “ВИА Гра” прям в Тель-Афаре”.
Летом 2017 года Мансуру удалось организовать дома вай-фай – Рушана “уже настолько была отчаянная, что его упросила, чтобы с сестрой пообщаться”. 9 августа Мансур погиб: в доме не было света, он отправился на поиски горючего, и в машину попала бомба. “Он ехал за соляркой – или как называется, когда в лампу наливаешь? – объясняет Ирада. – Когда у нас в Крыму в 2014 году свет отключили, такие везде стояли”.
14 августа 2017 года Рушана сообщила, что нашелся проводник, предложивший за пять с половиной тысяч долларов вывести ее с ребенком из ИГ – о такой практике “проводников” неоднократно рассказывали люди, которым удавалось спастись из Сирии и Ирака. Ирада собрала нужную сумму за два дня и вылетела в Турцию.
“Неделю были переговоры с ними. Неделю. Потом они еще тысячу долларов попросили. Мы и на это согласились. Потом подняли ставку до десяти тысяч”. После этого и Рушана, и потенциальные проводники пропали. Ирада с деньгами вернулась домой.
Информации о том, что с сестрой и жива ли она, у Ирады не было четыре месяца. Говорили, что женщин могли продать на “белый рынок” – то есть в сексуальное рабство. Говорили, что после взятия Тель-Афара иракскими войсками никого не осталось в живых. Все это время Рушана Тахиржанова с ребенком была в плену у объединения “Хашд аш-Шааби” – отрядов народной мобилизации, сражающихся на стороне правительства Ирака против “Исламского государства”. В какой-то момент ей удалось разжалобить одного из охранников настолько, что он согласился написать ее сестре – Ираде.
“Живут, как в пятизвездочном отеле”
В переписке уроженки Симферополя и бойца народной полиции из иракского города Кербела много эмодзи – быстро обнаружилось, что они лучше всего снимают языковой барьер. Ирада писала сообщения на арабском с помощью онлайн-переводчика или же обращалась за помощью к брату, знающему язык. Охранник отвечал точно так же – на смеси ломаного русского и родного языка. Кроме того, он стал давать самой Рушане телефон на 10-15 минут каждые два-три дня, когда у него были смены – обычно сеансы связи происходили поздно ночью. Девушка писала транслитом короткие сообщения или начитывала шепотом, “втихушку”, голосовые послания.
Рушана рассказала, что с ней в плену сидят и другие уроженки России, сообщила сестре название группировки, их удерживающей, и ориентировочное расположение. Точных данных у девушки не было: пленниц держали в закрытом помещении – ни женщины, ни дети около полугода не выходили на свет. По словам Рушаны, всего в плену было человек двести – примерно семьдесят женщин разных национальностей и их дети. В одной комнате одновременно жили сто человек. В одном из голосовых сообщений Рушана жалуется сестре на еду: “Этот рис у меня скоро в голове уже будет. Рис, рис, рис, рис”. Спать приходилось на полу. Туалет был один на двести человек. Не было ни лекарств, ни медицинской помощи. Подруга Рушаны Карина Беширова в этих условиях родила пятого ребенка.
В январе 2018 года еще одна пленница, Айша, невестка Мадины Налоевой из Нальчика смогла передать свекрови несколько писем – написала их от руки на листе бумаги и попросила охранника сфотографировать и отправить изображение. Айша также попала в ИГ вместе с мужем, Надаром Эфендиевым. Мадина Налоева утверждает, что ее сына фактически выдавили из страны – в 2014 году мужчину прямо в день его рождения задержали правоохранительные органы по подозрению в экстремизме и пытали электротоком (мать считает, что реальной причиной была личная месть). После этого Надар практически сразу уехал с семьей сначала в Египет, где был в “Имарате Кавказ”*, а год спустя через Турцию попал в Ирак. Пытаясь защитить невестку, Мадина Налоева даже сравнивает ее с женами декабристов.
В ИГ, по словам Мадины, ее сын не воевал, а “работал электриком”. Подробностей про быт он не рассказывал, зато присылал фотографии – одной из последних стал портрет с ребенком у ярко-голубого бассейна летом 2017 года. В конце августа, сразу после освобождения Тель-Афара иракскими властями, семью взяли в плен и разделили. Айшу с двумя детьми увезли “Хашд аш-Шааби”, а что именно произошло с Надаром, его жена и мать толком не знают.
И Рушена, и Айша в сообщениях неоднократно жаловались близким, что женщин и детей избивают охранники и начальник тюрьмы. Айша в письмах упоминает их имена: “Абу Сейф, тварь конченая, жестокий” и военно-полевой командир, некий “лысый Абу Джафар”.
Корреспонденту Би-би-си Тиму Хьюэллу удалось разыскать Абу Джафара в Ираке по этому описанию и встретиться с ним в феврале 2018 года. Интервью началось с разговора про редкую народность шабак, к которой принадлежит полевой командир – шабаки массово пострадали сначала от “Аль-Каиды”*, затем от ИГ. В середине беседы корреспондент задал вопрос о женщинах и детях. Абу Джафар подтвердил, что держал в плену “200, 210 человек”, однако отрицал избиения и заявил, что создал пленницам “очень, очень хорошие условия, они живут, как в пятизвездочном отеле”.
“Помогите, нам плохо очень, со мной в комнате сто человек. Мы на военной территории. Нам плохо, почему так долго. Очень холодно. Тут крыша капает … У меня голова болит, я не могу уже, помогите, пожалуйста, ради Аллаха”, – писала в свою очередь сестре Рушана.
Стараясь облегчить сестре жизнь, Ирада решила перевести деньги охраннику, чтобы он купил вещи первой необходимости. Организовать перевод Россия – Ирак оказалось задачей непростой. “Измучились мы хорошенько”, – весело вспоминает Ирада. В итоге деньги она отправила с помощью одной из американских систем денежных переводов: сама рассказала военному, что это такое (он не знал), сама нашла отделение в городе Кербеле. Сложнее всего оказалось правильно транслитерировать арабское имя латинскими буквами, чтобы перевод получателю выдали. Ирада с мужчиной обменивались фотографиями: она отправляла снимок заявления, а он во встроенном в телефон фоторедакторе пальцем вносил исправления прямо поверх изображения.
Тем не менее, сделать все правильно получилось далеко не сразу: “Этот бедолага три дня ходил туда-сюда”. Но охранник не роптал и лишь меланхолически присылал русские фразы, составленные с помощью онлайн-переводчика: “Теперь я иду домой устав от ходьбы”, “Сколько времени требуется, чтобы помолиться в банке”.
Ирада в свою очередь документировала каждый шаг и отправляла собеседнику иллюстрации: вот она едет в такси, а вот уже стоит в очереди в окошко. Как-то раз, увидев фотографию из такси, иракский военный односложно ответил: “Снег”. А когда эпопея наконец увенчалась успехом, суровый вооруженный мужчина прислал эмодзи – сразу три танцующие женщины.
Сотрудничество было взаимовыгодным: охранник мог оставлять себе разницу между стоимостью вещей и полученными деньгами, а Ирада – позаботиться о сестре и других женщинах. “Вбивала в поисковик скрины и показывала, что нужно купить: пеленки, для девочек теплые костюмы, Коран – сестренка попросила читать, кроссовки, потому что ногам холодно, зубные щетки, шампунь, витамины для детей, печенье, конфеты, “Марс”, “Сникерс” и “Кока-колу”, перчатки, соски, бутылочки, фонарик, теплые носки, женские тапочки, ватные палочки, от горла сироп, полотенца, для новорожденных носки”.
Охранник в свою очередь скидывал в доказательство фотографии купленных вещей. Между Ирадой и молодым военным вообще за это время установилось нечто вроде дружбы: они добавили друг друга в “Инстаграме” и обменивались фотографиями собственных детей.
Отдельный перевод Ирада отправила охраннику, чтобы он купил ее сестре маленький телефон и сим-карту. Благодаря этому девушка смогла постоянно быть на связи, делать селфи и отправлять фотографии себя и сына.
В отрывистых сообщениях Рушана рассказывала сестре, как бежала из ИГ:
“С бомбежек
Вышла
Как из кина
Вертолет
Стонляет [вероятно, “стреляют” – прим. Би-би-си”]
А я с ребенком бегу”
Еще Рушана мечтала о возвращении к мирной жизни: шопинге, зубном враче и косметологе – подколоть губы. Но чаще всего просто просила о помощи: “Плохо. Домой хочу”, “Блин, мы живые, а они”, “Здесь болезнь”, “Что вы четыре месяца не можете что-то сделать?”, “Панику делай”. Лейтмотивом идут слова: “Скажи Зияду”.
Ирада успокаивала: “Зияд знает”; “Ты наша красотка, не сдавайся, я везде писала заявления – и в посольство, и в Грозном, вас всех Зияди вытащит”, “Я люблю и найду тебя, я обещаю, клянусь, я найду”.
“Сабсаби”, “Рамзан Кадыров”, “Россия”
Зияд – это Зияд Сабсаби, сенатор и представитель главы Чечни в странах Ближнего Востока и Северной Африки. Именно он с августа 2017 года занимается непосредственным вывозом женщин и детей с территорий, освобожденных от ИГ. Курирует кампанию Рамзан Кадыров, координацию родственников осуществляет член Совета по правам человека при главе Чечни Хеда Саратова и ранее созданное ею агентство “Объектив”. В списке женщин и детей, разыскиваемых в Сирии и Ираке (он составляется на основе обращений их близких), по словам Саратовой, сейчас почти 2000 человек.
Всего с августа в Россию прилетело девять самолетов. Пик спасательной операции пришелся на осень 2017 года. Алпа Газиева, исполнительный директор организации, рассказывала в интервью: чтобы спастись, нужно добраться до сирийских городов Эль-Камышлы или Эль-Хасаки, а дальше достаточно прийти в мечеть и сказать слова “Сабсаби”, “Рамзан Кадыров” или “Россия”.
Однако уже в октябре дагестанские спецслужбы арестовали двух возвращенных жительниц республики. В ноябре еще одну девушку, уроженку Ингушетии, буквально сняли с самолета перед самым возвращением в Россию и оставили в Сирии. Причина неизвестна – в репортаже телеканала “Дождь” звучит версия, что возвращение запретили спецслужбы Ингушетии, однако глава республики Юнус-Бек Евкуров в свою очередь ответил, что узнал об инциденте лишь задним числом. При этом, говоря о женщинах в ИГ вообще, глава Ингушетии признался, что к идее их возвращения относится скептически: “Если брать по-человечески, я считаю, что они уехали целенаправленно с мужьями воевать. Убивать людей”.
В декабре Зияд Сабсаби объяснил, что по новым правилам все женщины старше 14 лет, побывавшие в ИГ, перед возвращением на родину должны предстать перед судом в Ираке. Их обвиняют в терроризме и незаконном пересечении границы.
В самом конце февраля Рушану с сыном и других женщин и детей Абу Джафар также передал официальным властям Ирака. В тот момент неясно было даже точное число выданных: официальный представитель МИД Мария Захарова рассказала о двадцати двух женщинах, а Хеда Саратова передала агентству РИА Новости список из двадцати пяти фамилий. До сих пор неизвестно, сколько всего российских женщин сейчас ждут суда в Багдаде: Зияд Сабсаби называл цифру 57, а Мария Захарова на брифинге в апреле 2018 года – цифру “от 50 до 70” и особо подчеркнула, что речь пока идет о лицах, лишь предположительно имеющих гражданство России. В случае подтверждения гражданства женщин посольство России в Ираке “обеспечит соблюдение их прав на защиту силами местных адвокатов”, добавила Захарова.
По дороге из плена в центральную женскую тюрьму Багдада Рушана успела сделать последнее селфи. Из тюрьмы она написала Ираде, что на телефоне осталось 20% зарядки, что розетки нет, что условия еще хуже плена: “Те, оказывается, хорошие были”. Вскоре, по всей видимости, телефон у девушки нашли и отобрали. Ее последние сообщения перед обрывом связи – “шмон конкретный”, “халас, халас”. На арабском это слово значит “конец”.
В числе сообщений, которые бывший уже охранник Рушаны на прощание отправил Ираде, были эмодзи: флаг Ирака, сердечко, флаг России.
“Моя дочь не могла быть террористкой”
В декабре, перед тем как сестра первый раз вышла на связь из плена, Ирада видела сон. “Я не могла заснуть, и лежала, и молилась, говорила: господи, когда моя сестренка появится? Дай мне хоть какую-то возможность узнать, жива ли она. Я лежала с закрытыми глазами и как будто бы с ней разговаривала. Спрашивала: где ты, скажи мне, как ты, что с тобой. И потом мне приснился сон, что я беру телефон и разговариваю с ней”.
Получив известие, что Рушана жива, Ирада вместе с маленьким сыном и мамой переехала из родного Симферополя в Москву в съемную квартиру за МКАДом, чтобы все свое время посвятить спасению сестры. “Я своей сестре поклялась, что буду отстаивать ее честь и достоинство перед каждым человеком. Если надо, буду с каждым лично разговаривать, чтобы поняли, что она невиновна”, – пылко объясняет 24-летняя девушка. Содержит семью муж – он из Дагестана и занимается “бизнесом и благотворительностью”. В поисках помощи Ирада добралась даже до Рамзана Кадырова: прилетела в Грозный, приехала в его родное село, встала у шлагбаума и начала рыдать взахлеб. Девушку впустили, допросили и выслушали.
В апреле около двадцати пяти женщин вышли к посольству Ирака с серией одиночных пикетов – их дочери, сестры и внуки либо, как Рушана, ждут суда в центральной женской тюрьме Багдада, либо и вовсе пропали без вести в ИГ.
Все участницы акции настаивают, что их близких мужья вывезли на территорию ИГ против воли – скрывая от них правду или открыто угрожая забрать детей. Они уверяют, что в ИГ молодые женщины не стреляли и не воевали, а посвящали свое время исключительно детям и домашнему хозяйству, плакали и хотели вернуться в Россию. Один из плакатов гласил: “Моя дочь не могла быть террористкой – она каждый год рожала детей”. “На другом было написано: “Наши девочки ехали не на войну, они следовали за мужьями, как того требует ислам и православие”.
В апреле суд в Багдаде стал выносить первые приговоры: 17 числа двух россиянок приговорили к пожизненному заключению – по словам Марии Захаровой, это подразумевает двадцать лет тюрьмы с последующей депортацией. Сейчас обе женщины ждут апелляции. Такой же срок получила одна гражданка Франции. Еще, как минимум, одиннадцать женщин разной национальности в 2018 году были приговорены к смертной казни.
Но есть и исключения: в феврале гражданка Германии, уроженка Чечни, была оправдана по обвинению в терроризме и приговорена к штрафу в 400 долларов и году тюрьмы за незаконное пересечение границы. По рассказам матери – она попросила об анонимности, так как хочет, “чтобы эта история осталась позади” – Германия предоставила ее дочери адвоката, который был на связи с родителями.
Следующий суд в Багдаде состоится 29 апреля. Вынести решения, по словам Марии Захаровой, должны по делам сразу одиннадцати россиянок. Когда есть силы, Ирада ходит в Москве по магазинам и покупает вещи своему маленькому племяннику, которого она пока видела только на фотографиях:
“Такие крутые кроссовки купила, а они ему маленькие уже. Джинсы ему купила, тоже маленькие уже стали. Ну сколько уже можно? Такие модные, а он не едет”.
*ИГ, “Исламское государство”, “Имарат Кавказ” и “Аль-Каида” – организации признаны террористическими, их деятельность запрещена на территории РФ.
Би-би-си не обладает достоверно известными сведениями о подготовке, совершении или планировании кем-либо из упоминаемых в статье лиц преступлений, ответственность за несообщение о которых в правоохранительные органы установлена статьей 205.6 УК РФ.
