Замужем в Америке: любовь и бедность
26.04.2021, 09:00 EST
Источник: baik-info.ru
Иркутская журналистка Марина Лыкова, несколько лет назад вышедшая замуж за американца, продолжает рассказывать любопытные вещи о жизни в США и о своем замужестве. Сегодня — о “настоящей любви”, мифах о материальном состоянии американцев и умении выживать.
Настоящая любовь
Вчера мне предложили написать песню. Точнее, попробовать сочинить лирические стихи для будущего хита. Никогда в жизни не занималась стихосложением, и потому идея пришлась мне по душе: новичкам, известно, везет. Заданная тема будущего шлягера — «Настоящая любовь». Ни больше, ни меньше, – пишет Марина для Baikal Info.
Чтобы не выжимать из себя в час по чайной ложке, сделала вот что: в поисках свежих идей устроила опрос сослуживцев и знакомых. Поняв, что без Facebook не обойтись, запостила там как на русском, так и на английском коротенькое: «Что такое «настоящая любовь» для вас?»
Что тут началось! Сообщения посыпались градом, но в основном от русскоговорящих. Англоговорящая же часть аудитории ограничилась сухим «Настоящая любовь — это друзья и семья». Или — «семья и друзья». Или: «Мой муж». «Мой друг». «Моя собака». Все!
Один молодой индус, с которым я когда-то давно работала и которого уволили за беспробудное (по американским меркам) пьянство, написал: «Любить — это отдавать всего себя ради счастья любимой. Жертвовать собой, даже если тебя об этом не просят». Совсем как-то по-русски, не так ли?
Здесь надо заметить, что за почти семь лет жизни в Америке я, всегда легко знакомящаяся и так же играючи заводящая себе добрых и верных друзей, американскими «настоящими друзьями» тут так и не обзавелась. Приятелей и знакомых — пруд пруди, а вот друзей у меня среди американцев нет. (Муж не в счет.) Не потому что я плохая. Просто мы разные. И то, что для нас «не повод для знакомства», для них самая что ни на есть горячая и самоотверженная дружба. Просто потому, что до нашей планки «дружить по-русски» они ну никак недотягивают. Не знают американцы, как это — дружить. Нет, подруги у меня тут все-таки появились. Кто угодно, но не американки. Филиппинка, нигерийка, армянка есть в подругах, а вот американки нет.
Что же мои настоящие друзья? Те, с кем выросла и с кем съела не один пуд соли? С кем меня связывает не только дружба виртуальная, потому как живем мы на разных берегах океана, но и настоящая, земная?
Не та, где все общение и впитанное с молоком матери «за друга и жизнь отдать не жалко» сводится к американскому «Привет! Как дела?». Тут все гораздо серьезнее.
Сложновато моим знакомым американцам оказалось рассуждать на тему об Истинной Любви. Задачу упростила до просто «любви». Услышала вот что:
— Любить — это быть вместе. Все делать вместе. Ходить везде вместе. Вместе по магазинам ходить.
—Да, но для того, чтобы вместе везде ходить, не обязательно любить друг друга. Можно просто быть друзьями, — подливаю масла в огонь, пытаясь выжать хоть что-то из моих штатовских интервьюируемых. Нет, не выжимаются.
— Love — is a series of rewarding oxytocin releases, — заявил сослуживец-гей. И все. И никакого подспорья для песенных куплетов.
Среди плевел попадаются редкие зерна:
— …не буду утверждать, что любовь прекрасна. Она может ранить, да так, что долго потом не захочется кому-то доверять: обжегшись на молоке, мы дуем на воду. Я вот в любовь не верю!!! — заявила мне с вызовом во взгляде тридцатитрехлетняя трехдетная американская мамаша. — У меня все дети от разных мужчин. С первым, правда, мы не были расписаны. Второй мой муж был ни рыба ни мясо. А нынешний мужик мой так вообще бесит меня постоянно. Я замуж за него вышла только потому, что болеть без страховки дорого очень. Так что можно сказать, что вышла замуж я из-за медицинской страховки. Ведь если начать рассуждать на тему любви и правильности сделанного однажды выбора, то тут вообще можно в депрессию загреметь. Ведь сколько народу вокруг?! Да вся планета! И почему я вдруг решила, что именно вот этот парень для меня лучший? Потому что просто так совпало, что вот этот человек оказался рядом? И тут — о, совпадение! — правильная атмосфера, правильное освещение… и вот мы уже рады врать самим себе, что это любовь. А есть ведь и те, кто вообще один не может ни дня прожить. Есть такие, кто в улыбке обычной вежливости первой встречной девы готов углядеть страсть. Я вот давно поняла, что могу быть вполне счастлива без мужа. И если бы ты меня снова спросила, что такое «истинная любовь», то я бы, пожалуй, ответила, что «это жизнь вместе и без единого конфликта. Лет так до 60.
«Кого люблю — тому дарю» — мы, дети СССР, впитали это с молоком матери.
Как, впрочем, иногда и совершенно странные понятия «про любовь». Одна моя знакомая лет так 15 назад рассказывала мне про то, как сильно любит она своего парня. А любила она так: «Он пьет не просыхая — я его люблю. Он гуляет напропалую — я его люблю. Звонят домой беременные от него бабы — я плачу и его люблю. Он не замечает меня, а если вдруг заметит — то вытирает об меня ноги. А я его люблю!»
Я всегда знала, что «у любви нет границ» и что «любви все возрасты покорны». Знала я про все это не понаслышке. Как и про то, что у любви нет интернациональной окраски. Белый может полюбить черную. Черный — желтую. Голубой — розовую. И при всем при этом они ради закалки своего чувства вместе должны съесть пуд соли или вместе же испытать какое-то окрашенное в темные тона, пугающее даже событие.
И я слышу опять и опять о любви, которую африканский студент моего папы называл собачьей:
— Настоящая любовь — когда друг с другом удобно. Секреты когда свои можно рассказывать.
— Любить — это развлекаться вместе! Поддерживать друг друга по жизни. Ходить вместе за покупками…
Каждый второй мой интервьюируемый интересуется, что «настоящая любовь» для меня. От ответа уклоняюсь: «Ради чистоты эксперимента не буду рассказывать о своем…» Над вопросом к концу дня все-таки задумываюсь.
Лично для меня настоящая любовь — любовь пеликанья. Когда пеликаниха может за здорово живешь вырвать из собственного тела кусок плоти и скормить желающим покушать деткам. Не в кафешку сходить с ними, не за покупками, не в кино, а собой взять и пожертвовать. И вообще любить — это, по-моему, работа. Тяжкий труд. Любовь — не сладкая патока, которой нас кормят с экранов ТВ и со страниц романтических новелл. Любовь настоящая — это боль, синяки и удары. И то самое, когда «душа обязана трудиться». И желание отдавать. И действие, а не одни слова. И главное — это когда не просто хорошо с человеком, а без человека, идущего рядом с тобой по жизни, — плохо. Когда жизнь немила. «Ищи не того, с кем жить можно. Ищи того, без кого жить нельзя», — услышала из уст пожилого белого американского волка-одиночки.
Известно, что способность глубоко, самоотверженно и преданно любить напрямую зависит от интеллекта. И как бы ни было грустно это признавать, но из сотни только один, как показывает жизнь, способен на чувство.
Америка и нищета
Если кто все еще думает, что в Америке живут одни миллионеры, — тот сильно заблуждается. Миллионеры здесь тоже встречаются, но редко. В основном здесь обитает нищета. Самая настоящая. Совсем как в России. Но местный народ, думаю, не был бы столь беден, умей они хоть немного затягивать пояса так, как принято это у нас, россиян. Иными словами, проблема американской голи не в том, как бы побольше получить денег, а, как мне кажется, в том, как бы поменьше этих денег профукать. Но! Живут американцы исключительно сегодняшним днем и тратить деньги умеют лучше всех в мире (80% перебивается от зарплаты до зарплаты либо от одной государственной подачки до другой). Здесь вообще, слышала, ежегодно тех, кто объявил себя банкротами, больше, нежели тех, кто выпускается из стен Alma Mater. Среднестатистический американец должен банку 50 000 долларов (и это не считая денег, которые были взяты в кредит на покупку дома!).
Более половины студентов университета в нашем штате Айдахо учатся на деньги, опять же занятые у банков.
И деньги эти (в среднем 24 000 долларов) рано или поздно нужно будет отдавать. С процентами. А еще выплаты за автомобиль. За аренду жилья. За телефон. За медицинскую страховку. И это при том, что более 30% студентов, получив банковский займ на получение образования… учебу бросает. А банку-то все равно надо будет выплачивать.
И чем раньше — тем лучше.
И еще к разговору «про богатую Америку»: у примерно 60% населения Штатов за душой едва ли наскребется 25 000 долларов (около 800 000 рублей) сбережениями.
И это при том, что если пришла пора задуматься о пенсии, то в кармане (накоплениях), по мнению специалистов от финансов, должно быть как минимум 25 раз по столько, сколько вы планируете потратить в первый год своего пенсионного отдыха. (Тратить американцы приучены чуть ли не с пеленок.
И потому жить, в чем-то себе отказывая, — не про них. Потому и на пенсию выйти, чтобы наслаждаться жизнью, позволить могут себе единицы.)
Я давно уже, еще лет тридцать с хвостиком назад, поняла, что чем более сумасшедшая идея, тем легче, с большим энтузиазмом ее подхватят. Мне было всего четыре, а я уже тогда докумекала, что если говорить какую угодно глупость, но спокойным голосом и с уверенным видом, люди поверят и встанут под твои знамена. А дело было так: теплой июльской ночью мне не спалось. В группе круглосуточного детского сада (мама моя вкалывала тогда стюардессой, папа — студентом. Вот меня и сдавали в «садик» на недели) душно. Поднялась, стараясь не шуметь, со своей детской раскладушки. Побродила по группе. Одной было тоскливо. Стала будить детей. Те просыпались, недовольные, и спрашивали, чего мне от них нужно. Предложила первое, что пришло в голову, — отодвинуть шпингалеты на оконных рамах и начать выбрасывать со второго этажа в раскрытые настежь окна… игрушки.
Я надеялась, что вот-вот войдет ночная нянечка и начатый мной, маленькой толстой белокурой закоперщицей, ночной кошмар прекратится. Но не прошло и нескольких минут, как шесть десятков пухленьких детских ручек поскидывали на черную траву под окнами все игрушки. Все до одной. Спать не хотелось уже никому. Мои сверстники вошли в раж: в пропасть раскрытого в ночь окна поулетали сандалии и вся наша одежда. Мальчики и девочки в трусах и майках молча и слаженно залазили на стульчики, чтобы снять со стен застекленные рамки с иллюстрациями к русским народным сказкам. Стекло, вылетая из рамки, разбивалось с веселым дребезгом. Еще хорошо уходила в распахнутые окна, разлетаясь разноцветным градом, пластмассовая мозаика. Та самая, где в пластиковый черный блин, усеянный дырочками, надо воткнуть разноцветные мини-грибочки. Потом очередь дошла до подушек, одеял, простыней, матрасов… Работали мы в гробовой тишине. Ни звука. Ни слова. Передвигались в кромешной тьме, босые, на цыпочках, и, дружно застыв у окна, молча же наблюдали за приземлениями тарелок, кружек, ложек….
Часов в семь утра только что проснувшаяся ночная нянька застала голые стены, голые раскладушки (как мы раскладушки-то не повыбрасывали?) и полуголых сонных продрогших детей у раскрытых настежь окон второго этажа. Весь наступивший день мы, дети, еле передвигаясь после бессонной ночи, «бегали» на улицу и обратно, притаскивая в группу кубики, детали от конструкторов, мячи, хула-хупы, машинки, скакалки, кукол, зайцев, постельные принадлежности и кухонную утварь. Воспитательница заставила нас все это мыть с мылом и расставлять по своим местам. Никто не роптал. Я же работала больше других, потому что «знает кошка, чье мясо съела». Но зато какая то была ночь! Как в сказке. Я, не слишком подумав, двинула в массы четырех-пятилеток «мысль». И такие же, как и я, карапузы, мою «идею» подхватили. Это ли не счастье?
…Я все еще помню времена, когда я покупала в магазине яйца не ячейками, по три десятка, и даже не десятками, а поштучно. По 2. По 3. По 4. Я собирала на улице пустые стеклянные бутылки из-под кефира и молока и, отмыв их, тащила в пункт приема стеклотары. Сдавать. Чтобы на вырученные деньги купить хлеба, молока, кефира и, если повезет, парочку все тех же яиц. Сама жизнь учила меня экономить. На всем.
В те до- и послеперестроечные времена кухонные мусорные ведра и кузова городских мусоровозок были пусты: у моего народа не было мусора. Ничего не выбрасывалось, потому что выбрасывать было нечего. А если и было что на выброс, то тому находилось применение. Помните? «Марина! Не живи сегодняшним днем! — наставляла меня баба Валя, наблюдая, как я вылавливаю мясо из плова. — Подумай о других и о том, что завтра тоже надо будет что-то есть!»
А еще жизнь учила меня выживать с помощью труда. «До тех пор пока ты умеешь делать что-то собственными руками, ты всегда будешь в полном порядке», — наставлял меня старый дядька, преподававший в школе кружок резьбы и выжигания по дереву. Я пошла дальше и начала расписывать уже выжженный рисунок гуашью и покрывать лаком разделочные досочки, а затем продавать их на рыночке у магазина. Мне не было тогда и четырнадцати. Учительские слова, как и запах жженой древесины, я запомнила навсегда. И теперь, живя в Америке, отчетливо понимаю: у нас, чей родной язык не «инглиш», с нашей закалкой, нашим воспитанием и образованием, все и всегда будет хорошо. По-другому и быть не может.
