‘Я начала жить, лишь оказавшись в тюрьме’: история жертвы домашнего насилия
21.02.2019, 08:00 EST
Источник: ВВС
Для большинства людей тюремное заключение – худшее, что может случиться в жизни. Но если в семье царит атмосфера насилия – как обычно и бывает в жизни большинства женщин-заключенных, – то отношение к тюрьме несколько меняется.
Сидя на скамье подсудимых в ожидании приговора, Лилли Льюис с удивлением для себя обнаружила, что ее распирает от смеха. Причина этого была ей непонятна. Это не был нервный смех, а ее ситуацию вряд ли можно было назвать особо веселой. Адвокат Лилли сказал, что ей грозит не меньше восьми лет за решеткой, рассказывает Би-Би-Си.
Но ей почему-то казалось, что происходящее вокруг – не по-настоящему, не всерьез, а будто чей-то изощренный розыгрыш. Каждый раз, когда обвинитель подходил к ней, держась для солидности за лацканы пиджака, у нее создавалось стойкое ощущение, что весь судебный процесс – это какой-то театр абсурда.
Сидевшая рядом с Лилли другая обвиняемая плакала. “Мне страшно”, – говорила она, всхлипывая. Лилли пыталась ее успокоить, но не могла понять, чего та боится.
На свободе Лилли привыкла к тому, что на нее кричат, ее бьют и оскорбляют. Она была жертвой бытового насилия, как и 57% других женщин- заключенных (согласно данным Prison Reform Trust). Она прошла через алкогольную и наркотическую зависимость и несколько раз пыталась покончить с собой.
В тюрьме до нее не могли добраться ее бывшие мужчины – ни тот, кто ее избивал и насиловал, ни тот, кто угрожал ей пистолетом, ни тот, кто манипулировал ею, используя ее зависимость от алкоголя и наркотиков, и в итоге тоже оказался с ней на скамье подсудимых.
Органы опеки уже забрали ее детей, и боль разлуки терзала ее днем и ночью. Что ей еще было терять?
“Просто отправьте меня в тюрьму, – думала она. – Я готова, уводите меня уже”.
Настал момент, когда Лилли встала, чтобы выслушать свой приговор. На ней были черные брюки, дешевый оранжевый свитер, на голове приколот искусственный пучок волос. Ее собственные волосы поредели – в изматывающем ожидании окончания суда и вынесения приговора она приобрела привычку выдергивать их один за другим.
Вердикт был обвинительным, и она впервые оказалась в камере. Она сидела там в серой тюремной робе и думала о том, что ей будет совсем не сложно привыкнуть к местному распорядку. Это практически как в школе, говорила себе она.
“Семь лет”, – сказал ей судья. Ее обвиняли в сговоре с целью мошенничества. Срок снизили, потому что во время судебного процесса она признала свою вину.
Лилли улыбалась не переставая. “Ну хоть не восемь”, – думала она. За примерное поведение у нее был шанс освободиться досрочно – то есть через три с половиной года.
“У меня получится, – говорила она себе. – Это выполнимо”.
Затем ее везли в тюремном фургоне к месту отбывания срока. Другие заключенные называли женщину-охранника “мисс”. “Далеко еще, мисс? Мне бы в туалет, мисс”. Лилли мысленно пообещала себе не говорить так заискивающе.
Она думала о своих четверых детях и о том, каково им остаться так надолго без мамы.
“Что дальше? – думала она. – Когда мне выдадут тюремную робу? Какую работу мне дадут в тюрьме?”.
Лилли снова стало смешно, и на этот раз она вновь не понимала, почему смеется. Сидя в фургоне, Лилли поймала себя на том, что обращается к Богу с чувством благодарности. “Ты мне дал столько времени. Как мне теперь им распорядиться?”, – думала она.
Лилли родилась в 1971 году в районе Уиррал в английском графстве Мерсисайд. Она была самой младшей в семье, для всех она была малышкой – средняя сестра была старше на семь лет. Отец был родом из Ганы, а мать была белой. В начальной школе, где училась Лилли, других детей из смешанных семей не было.
Все свое детство она ощущала, что отличается от других. В школе у нее практически не было друзей.
Как-то раз, когда ей было семь лет, Лилли побежала на детскую площадку. Там было несколько девочек. Они стояли полукругом и пели:
Куда делась твоя мама? Куда делась твоя мама? Она очень, очень далеко.
Девочки посмотрели на Лилли и рассмеялись. Они знали что-то, чего не знала она.
В тот же день она спросила у мамы, что девочки имели в виду.
И тогда впервые мама сказала Лилли, что ее удочерили. Она сказала это так, будто она и ее муж выбрали девочку словно какую-нибудь куклу в магазине. Когда они привезли ее домой, от нее так ужасно пахло, что им пришлось выбросить ее одежду.
Лилли захотелось узнать о своей биологической матери, но мама сказала ей: “Ты ей была не нужна”. Биологической матери давали возможность попрощаться с дочерью, но она ей не воспользовалась. Про ее родного отца ничего не было известно.
Лили пыталась осмыслить это. Она не понимала, почему ее родители от нее отказались. Она хотела узнать, почему от нее так сильно пахло. Лилли пыталась походить на куклу, думая, что если ты самая красивая кукла на полке, то выберут именно тебя. Больше всего она боялась, что от нее снова откажутся.
Позднее, размышляя о тех годах, Лилли осознала, что с того времени ее эмоциональное развитие остановилось. Страх, что от нее откажутся или оставят одну, преследовал ее всю жизнь. С 15 лет она пристрастилась к спиртному и когда начинала пить, уже не могла остановиться. У нее была целая череда бойфрендов, которые сменялись один за другим. “Я была довольно неразборчива в связях и полагала, что это и есть любовь. Когда кто-то начинал за мной ухаживать, мне казалось, что меня любят, что я нужна”. Когда бойфренды ее били, она думала, что это тоже проявление любви.
Надзиратели отвели Лилли в крыло женской тюрьмы, где содержались недавно прибывшие заключенные. Ее вели по длинному коридору под землей. Там был низкий потолок, а стены была окрашены в желтый цвет. Периодически оны слышала, как позади хлопает дверь: бах, бах, бах.
Это похоже на последний путь перед казнью, подумала она.
Ее привели в камеру. Она посмотрела на решетки на окнах, стальной унитаз в углу. Даже по сравнению с камерами предварительного заключения в полицейском участке или с тюрьмой, в которой она провела выходные перед вынесением приговора, обстановка здесь была чересчур спартанской.
Теперь я точно в тюрьме, сказала она себе.
Спустя неделю Лилли перевели в другое крыло. Там у нее появилась сокамерница – женщина, которая периодически пыталась нанести себе увечья. Лилли посмотрела за окно. Стоял март, на улице было пронзительно холодно. Она увидела, как несколько заключенных в красных робах, все коротко стриженные “под мальчика”, гуляют по снегу. Эти женщины напомнили Лилли военнопленных. С таким же успехом эта сцена могла происходить где-нибудь в Сибири.
Лилли назначили работу в тюремном центре для вновь прибывших заключенных, которых она должна была встречать. Многие из них были героиновыми наркоманками. Иногда в дороге они испражнялись под себя, некоторых рвало, поэтому их нужно было сразу отводить в душевую. Сильно нервничая, они говорили: “Нам нужны наши лекарства”. Так они называли метадон – заместитель героина. Они плакали, их трясло, пока они ждали свою дозу.
У других заключенных были явные психические расстройства. Одна накручивала на пальцы свои волосы так яростно, что было похоже, будто у нее на голове дреды, перемежающиеся с проплешинами. Другая постоянно сосала край наволочки и говорила языком младенца. Лилли не могла поверить, что в 2018 году таких людей отправляют в обычную тюрьму. Их нужно содержать там, где ими могли бы заниматься специалисты, думала она.
Довольно быстро ей удалось вписаться в размеренное течение тюремной жизни. Через некоторое время ей поручили заниматься уборкой крыла. Скучать было некогда. Она не различала дней недели и иногда забывала, какой сейчас месяц. Единственной важной датой для нее была дата освобождения, но до нее еще оставались годы.
Она ни разу не плакала из-за своего приговора. Еще до того, как начался отсчет ее срока, она знала, что полагаться ей придется только лишь на себя. Никто не придет ее навестить. Детей у нее забрали, и ее контакты с ними было весьма ограниченны. Думать о том, как дети растут без матери, ей было отчаянно горько.
Во всем же остальном дела ее шли как нельзя лучше. Она больше не пила и не принимала наркотики. В самом начале тюремного срока она страдала от избыточного веса, но теперь она начала ежедневно посещать спортзал, а в ее рационе появились каша, яйца и рыба. Она начала читать книги по личностному росту и составлять списки вещей, за которые она испытывает благодарность. Она решила получить дополнительное образование и сумела сдать все экзамены. Она чувствовала, что сможет исправить свою жизнь.
Отбыв в тюрьме первые полгода, Лилли написала письмо судье, вынесшему ей приговор, с благодарностью за, как она выразилась, подаренное время.
“По моим наблюдениям, большинству заключенных тюрьма не идет на пользу, но меня она смогла изменить в лучшую сторону”, – написала она.
Лилли ясно понимала, что существующая тюремная система мало чем способствует исправлению попавших в нее женщин. Казалось, будто никто не побуждает женщин принимать душ, и некоторые заключенные не мылись. Женщин активно призывали изучать математику и литературу для сдачи экзаменов и получения квалификации, но никто не говорил им о необходимости ухаживать за собой. Наркотики в тюрьме были в большем ходу, чем за ее пределами. В некоторых тюремных блоках заключенных не выпускали из камер по 19 часов в день.
Она знала женщину, которая оказалась в тюрьме, страдая от алкоголизма. Так как там не было алкоголя, она пристрастилась к опиоидам. Другая заключенная рассказала ей, что отбывает уже 32-й срок, да и в целом женщины, с которыми знакомилась Лилли, попадали в тюрьму ненадолго, но часто. “У заключенных вообще нет исправительной программы. Какой смысл что-то менять, если они отбывают небольшой срок”, – говорит Лилли.
Лилли решила, что по мере сил будет помогать тем, кому в тюрьме приходится сложно.
Там была беременная женщина, которая почти не ела, и Лилли упрашивала ее хотя бы немного есть. Она стала волонтером в благотворительной организации “Самаритяне”, чтобы эмоционально поддерживать других заключенных. Она учила читать тех, кто не умел. Также она стала ментором для двух юных преступниц.
Она хотела как можно скорее попасть в тюрьму открытого типа. Там она могла бы свободно передвигаться по территории и даже получать однодневные отпуска на волю.
Но на тот момент она находилась за закрытыми дверями в окружении женщин с тяжелыми наркотическими ломками. В новогоднюю ночь она услышала, как к тюрьме подъехала машина скорой помощи, потому что кто-то из заключенных пытался покончить с собой. Весь остаток ночи Лилли слышала вой сирен, потому что попытки самоубийств продолжались.
Чем больше Лилли общалась с женщинами в тюрьме, тем больше она понимала, что многих из них объединяет одно общее качество: как и она сама, в прошлом они становились жертвами домашнего насилия, но никто из них не обратился за помощью.
“Женщины очень боятся рассказать о том, что с ними случилось, так как им известно, что в дело неизбежно вмешаются службы опеки, и в итоге они лишатся своих детей”, – говорит она.
Насилие присутствовало в жизни Лилли с подросткового возраста. Значительную часть взрослой жизни она хорошо одевалась, была уверена в себе и общительна. У нее был свой бизнес, кроме того она работала специалистом в нескольких компаниях. Поэтому понятно, что ей верили, когда на вопросы, откуда у нее синяки, она отвечала, что поскользнулась и упала. Никто понятия не имел, что каждый вечер ей приходилось заглушать боль алкоголем и наркотиками.
Был у нее один сожитель, вспоминает она (назовем его Майклом). В то время она находилась на поздних сроках беременности. Как-то раз он схватил ее за горло и сбросил с лестницы вниз, говорит она. Роды начались через несколько часов после этого. Полтора месяца спустя он принялся избивать ее регулярно. Однажды он стал бить ее так яростно, что это услышали соседи и вызвали полицию.
К прибывшим полицейским выбежала дочь Лилли по имени Исси, учившаяся тогда в начальной школе, со словами: “Пожалуйста, помогите! Моя мама лежит мертвая”.
По словам Лилли, Майкл не только избивал ее, но и регулярно насиловал. “Если ему хотелось секса, он его получал”, – говорит она. После каждого нападения он говорил, что раскаивается, и просил прощения. “Я совсем не чувствовала себя жертвой. Думала, что это просто у меня такая жизнь”, – вспоминает она.
Когда его посадили за рукоприкладство, она нашла себе нового мужчину – на этот раз вышибалу, состоявшего в преступной группировке. “Так как он не бил меня в физическом смысле, мне не казалось, что это насилие”, – вспоминает она. Но он неоднократно направлял на нее пистолет и грозился застрелить. Она расплакалась лишь один раз – когда ствол пистолета запутался у нее в волосах и испортил ей укладку. Он ушел от нее вскоре после того, как она родила от него сына.
Затем в ее жизни появился мужчина, который впоследствии стал одним из фигурантов ее уголовного дела.
Чтобы заглушить боль, она постоянно пила. Став ее любовником, он регулярно накачивал ее спиртным – например, мог разбудить утром, принеся бокал вина в постель. Бывало, он надолго исчезал без предупреждения, и каждый раз до его возвращения она впадала в депрессию.
Она работала из дому, хотя зачастую она была слишком пьяна днем, чтобы нормально выполнять обязанности. Сожитель имел доступ к ее ноутбуку и электронной почте.
“Я не могла и подумать, что он будет пересылать всю мою корреспонденцию своим дружкам”, – говорит она. Они затем звонили клиентам компании и втягивали их в мошеннические схемы.
Лилли согласилась завести банковский счет и открыть компанию на свое имя. Она на тот момент уже догадывалась, что происходит что-то неладное, но ей было намного проще закрыть на это глаза – ведь никто из-за этого не умирал, ни в кого не стреляли, так что это мало походило на преступление.
Лилли его любила, но для нее последней каплей стал инцидент, когда он предложил “покурить травы” Исси, которой тогда было 14 лет. Отношения прекратились. Лилли обратилась в полицию и рассказала о мошеннической схеме. Он был арестован, но она знала, что рано или поздно придут и за ней. Так и случилось: ей было предъявлено обвинение, после чего ее отпустили под залог до суда. Она знала, что ей грозит большой срок.
Затем полиция нагрянула к ее предыдущему сожителю-вышибале, отцу ее сына. Два дня спустя службы опеки забрали ее детей.
С того момента жизнь Лилли полетела под откос.
“Я просто напивалась. Каждую неделю меня арестовывали и помещали под замок”, – вспоминает она. Лилли пять раз пыталась покончить с собой, и дважды ее принудительно помещали в психиатрическую лечебницу. После очередной попытки самоубийства она представила, какие страдания она бы причинила детям, если бы попытка ей удалась. Это стало для нее поворотным моментом.
“Тогда я просто решила, что передо мной всего-навсего возникли кое-какие испытания. Нужно лишь начать их проходить”.
Ранее Лилли помещали в женский кризисный центр, где ей пытались помочь отказаться от алкогольной и наркотической зависимости, но каждый раз она срывалась. Теперь она твердо решила больше ничего не употреблять. “Я подумала: Боже, я же намного крепче. У меня всё получится. И тогда я собрала волю в кулак”, – говорит она.
Впервые за свою взрослую жизнь ей удалось совершенно отказаться от алкоголя и наркотиков. До суда оставалось еще полгода. Однако ощущение того, что ей наконец удалось изменить свою жизнь к лучшему, пришло, лишь когда она услышала свой приговор и узнала срок, который ей предстояло провести в неволе.
Был яркий июньский день. Солнечные лучи били в распахнувшиеся двери автозака. Со своего сиденья в машине Лилли увидела, как заключенные ухаживают за цветочными грядками. Ее было решено отправить в тюрьму открытого типа – то, чего она так ждала.
Она быстро поняла, что за 20 месяцев, которые она провела в закрытой тюрьме, она адаптировалась к системе. Она очень хотела ходить по территории без ограничений, заходить в местную кофейню, но в тот момент почувствовала неуверенность. Она пообещала себе больше никогда не называть надзирателей “сэр” или “мисс”, но сейчас ей было странно слышать, когда заключенные обращались к ним по именам.
Вдруг ей показалось, что она никому не нужна.
В другой тюрьме у нее была своя роль. Когда она помогала заключенным, оказавшимся в еще худшей, чем у нее ситуации, она чувствовала себя нужной. Но что ей делать теперь?
После суда Лилли каждый день думала о людях, пострадавших от ее действий. Они свидетельствовали на суде, как она обманула их доверие и украла накопленные средства. Именно эта часть судебного процесса показалась ей наиболее естественной, заставила ее испытать душевную муку.
“Конечно же, мне очень жаль, что они лишились своих себережений, но произошло нечто большее. Я размышляю над тем, что они потеряли в себе. Мне горько, потому что это моя личная вина”, – говорит она.
Лилли шла по центру Йорка, где в преддверии Рождества каждый магазин сверкал огнями гирлянд. Шел дождь, но она шла не спеша, вбирая в себя все, что она видела и слышала. Это был первый день ее программы адаптации к жизни в обществе. Ей казалось, что она смотрит на улицу новыми глазами. На сердце было так легко. Казалось, что все вокруг сверкает.
Она шла по дороге почти наугад. “Прошу прощения”, – говорила она всем, кто сталкивался с ней на пути. Но ее неуклюжесть перекрывало чувство огромной радости.
Она зашла в один магазин и купила розовый зонт, в другом – виноград. Она остановила работника магазина, чтобы спросить о чем-то, но не знала, как начать разговор. Фраза “будьте любезны” начисто вылетела у нее из головы.
Затем Лилли сидела в кафе, попивая горячий шоколад с зефиром. Ей не верилось, что это обошлось ей почти в четыре фунта. Ей не приходилось раньше думать о деньгах. В кафе завалился какой-то пьяный мужчина и сказал Лилли, что она красотка. Другие посетители посмотрели на него неодобрительно, но Лилли его поблагодарила. Ей было приятно, что кто-то заметил ее присутствие.
Перед возвращением в тюрьму она повторяла в голове, как мантру: “Я люблю жизнь. Я люблю жизнь. Я люблю жизнь”.
Затем ей разрешили отлучаться из тюрьмы для прохождения производственной практики. Она расплакалась, когда в одной из организаций ее пригласили на рождественскую вечеринку. Она стала наставником для детей и подростков, нарушивших закон. Лилли подумала, что сможет помочь им сделать правильный выбор на своем примере.
Отношения между ней и Исси стали ближе, чем когда-либо прежде. “Если женщина состоит в отношениях с насильником и ее часто жестоко бьют, ей порой сложно при этом задумываться о своих детях, потому что всё о чем они думают, это как выжить”, – говорит Исси, которой сейчас 18. Ей было трудно, когда ее мать отправили в тюрьму. Сейчас у них возникла возможность восстановить семейные узы. Иногда Лилли разрешают остаться на ночь в квартире Исси, и тогда они часами сидят на диване, разговаривая и ощущая радость от присутствия друг друга.
Лилли ходит к психологу, чтобы попытаться оставить в прошлом ужасы испытанного ею насилия. Ей рассказали о том, что такое контролирующее поведение и как его узнавать. Также она поделилась своими детскими переживаниями, в частности, описав чувство покинутости, которое она испытала, узнав, что ее папа и мама – не ее родные. Ей пообещали помочь найти биологических родителей.
Наконец-то она могла получить ответы на вопросы, которые задавала себе с самого детства.
Ей сообщили, что ее мать умерла, а отец все еще жив. Незадолго до этого он овдовел, и через похоронное бюро она узнала его адрес. Она написала ему, что не держит на него зла и не будет пытаться связаться с ним, если он сам того не пожелает, она лишь протягивает ему руку.
Через три месяца он позвонил ей. Он говорил с едва заметным ямайским акцентом. Как оказалось, он работал всего в 10 минутах ходьбы от школы, в которой училась Лилли, – на заводе, примыкавшем к другому заводу, на котором работала приемная мать Лилли.
Он рассказал Лилли, что ее биологическая мать тоже жила с человеком, который плохо с ней обращался. Сам он познакомился с ней, когда ее муж сидел в тюрьме, и у них завязался недолгий роман. Она была белой и пришла в ужас, когда поняла, что забеременела. Для нее было немыслимо оставить себе ребенка-мулата.
“Она, как и я, была подвержена депрессии, – говорит Лилли. – Она делала все, чтобы ее муж был доволен. У меня это тоже было, я всю жизнь поступала так”. Лилли слушала и жалела, что уже не может защитить свою биологическую мать.
Ее первая встреча с отцом произошла в его машине. Она спросила, можно ли взять его за руку. Она рассказала ему обо всем, что с ней произошло, – о мошенничестве, пристрастии к алкоголю и наркотикам ,о жестоких мужчинах, с которыми она жила, воспринимая их деспотизм и насилие как некое извращенное проявление любви. Он плакал и говорил ей, что очень сожалеет обо всем. Потом, когда она позвонила ему, он сказал, что она потрясающий человек, и он испытывает к ней отцовскую любовь.
Эти слова ей хотелось услышать всю свою жизнь.
Лилли сидит в торговом центре с чашкой кофе. У нее обеденный перерыв. Никто из окружающих и представить не может, что эта сосредоточенная, хорошо одетая женщина вечером вернется в тюремную камеру.
До конца срока еще далеко. Однако ее работа с малолетними правонарушителями наполняет ее жизнь смыслом. У нее прекрасные отношения с дочерью Исси.
Но прежде всего она нашла то, что искала всю жизнь – уважение к себе.
“Я никогда себе не нравилась, – говорит она с улыбкой. – Теперь я вполне довольна собой”.
