Как живет россиянка, которая лишила жизни мужа и была оправдана судом
22.06.2018, 08:00 EST
Источник: Lenta.ru
22 мая суд Находки (Приморский край, Россия) оправдал 39-летнюю Галину Каторову, которая нанесла смертельный удар ножом долгие годы избивавшему ее мужу.
Это прецедент и почти чудо: еще в конце прошлого года прокуратура настаивала на семи годах лишения свободы, пишет Лариса Жукова специально для Lenta.ru. Каторову обвиняли в умышленном убийстве, несмотря на то что следствие установило: супруг душил ее веревкой от крестика, а на ее теле не было живого места.
История вызвала широкий резонанс: в защиту жительницы Приморья подписали петицию свыше 100 тысяч пользователей. В феврале статью переквалифицировали в «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», и суд приговорил Галину к трем годам лишения свободы. Но на апелляции даже сторона обвинения сочла решение несправедливым и заявила, что женщина была вынуждена применить необходимую оборону. Как это стало возможным, выясняла «Лента.ру».
«Жизнь такая была»
Это случилось 11 марта 2017 года в однокомнатной съемной квартире в Находке. 39-летняя Галина Каторова весь день занималась домашними делами, вечером уложила двухлетнюю дочь Вику спать. На кухне уже давно сидели ее муж Максим и сосед Павел — оба пили пиво и были нетрезвы. У Максима зазвонил телефон, он вышел поговорить, вернулся злой. Галина спросила его, кто звонил. Муж огрызнулся: «Какое тебе дело, шлюха?». Она не смогла сдержать обиду: «Если я шлюха, то кто ты?». Максим кинулся на нее, стал пинать ногами, затем схватил за шею и начал душить веревкой, на которой она носила крест. Сосед вышел на балкон. Когда он вернулся, он увидел Галину со стеклянными глазами и с ножом в руке над телом супруга. Она успела нанести 11 ударов. Один пришелся на сердце и стал смертельным.
«Он потащил ее за волосы выбрасывать с балкона»
Родные Галины никогда не одобряли ее выбор: в 2009 году, когда Максим начал за ней ухаживать, он получил судимость за причинение повреждений средней степени тяжести, избив ее ухажера. Но Галина влюбилась. Дождалась его из тюрьмы и получила предложение руки и сердца. Однако накануне регистрации он избил ее, причем бил кулаками по голове и лицу. Она отменила свадьбу, но он сумел вымолить прощение. Врачи ставили ей диагноз «бесплодие», а она забеременела от Максима, и ей казалось, что с появлением ребенка мужчина исправится и станет мягче.
Этого не случилось: он регулярно избивал ее на протяжении семи лет. Со стороны их отношения казались адом, что было недалеко от истины: Галина оказалась в зависимом положении, регулярно переживала домашнее насилие, ее психика и воля были сломлены. Она «возила вещи туда-сюда», вспоминала сестра Галины: «У них вся жизнь такая была: он ее избил — она к родителям, он прощения просит красиво, проходу ей не дает, названивает бесконечно, обещает: люблю, куплю и полетим… Мирятся — и она к нему возвращается».
Когда в феврале 2016 года Галина в очередной раз позвонила матери и сказала, что приедет, а потом передумала, та вспылила: «Тогда больше не жалуйся, что он тебя бьет! Не проси нас забрать тебя!». Обращения в полицию уже давно ни к чему не приводили: их просто не регистрировали, и женщина оказалась с тираном один на один.
Потерпевшей в деле Каторовой признали мать убитого. Она запросила миллион рублей в качестве моральной компенсации. 11 марта Галину поместили в СИЗО. Судебные психологи исключили состояние аффекта, заявив, что, поскольку ситуация побоев была для подсудимой привычной, она должна была к ней адаптироваться и не реагировать на агрессию мужа. Галина плакала и продолжала говорить, что любит его.
Меня поразило: такая молодая мама и 11 ножевых. Что должно было женщину довести до такого? Когда мы с ней сели, и она все рассказала…
Прокуратура требовала для Галины семь лет колонии по статье 105 УК России («Убийство»). Затем статью переквалифицировали на 111 УК России («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью»), суд признал Каторову виновной, приговорил к трем годам лишения свободы, выплате моральной компенсации матери погибшего в размере 500 тысяч рублей и отказался предоставить отсрочку в исполнении наказания, несмотря на то что у подсудимой малолетняя дочь.
К тому времени общественники начали кампанию в защиту Галины Каторовой. Петиция на сайте Change.org с требованием признать женщину невиновной собрала свыше 100 тысяч подписей. «Пока проблема домашнего насилия остается неразрешенной, отсутствуют убежища, меры поддержки, бездействуют правоохранительные органы, жертвы вынуждены прибегать к самозащите», — говорилось в сообщении.
На апелляции Галина была полностью оправдана с правом на компенсацию за пребывание в СИЗО.
«Ей нужно было отстоять имя, чтобы смотреть в глаза ребенку»
Интересы Галины Каторовой в суде представляла адвокат, руководитель объединения адвокатов «Содействие» Елена Соловьева. Она специализируется на ведении дел женщин, подвергшихся домашнему насилию, и курирует общественные проекты по защите прав женщин и детей. На Дальнем Востоке час ночи, но в ее голосе не слышно усталости: она добилась того, что крайне редко удается в России:
«Галя позвонила мне, когда ее из СИЗО забрали родственники, и тут я услышала детский голос — крик счастья. Когда Галину взяли под стражу, ее дочери было два года. Сейчас ей четыре. Галину отпускали только перед Новым годом на два месяца, а в феврале ее приговорили к трем годам лишения свободы. Было тяжко смотреть, как переживала дочь. Девочка сразу заболела, у нее началась рвота. Сегодня на суде я говорила о том, как приговор отразился на ее здоровье: у меня была справка из кризисного центра, где Вика проходит реабилитацию, в которой врачи-психотерапевты указывали, что положительной динамики не наблюдается, потому что не исключена психотравмирующая ситуация для жизни ребенка, и что обязательно нужно воссоединение с матерью. Она постоянно плакала и говорила: «Что я натворила». На судах тоже говорила, что не хотела мужу смерти, каялась и говорила, что не знает, как будет жить».
Дочь понимала, что происходит?
«Ей говорили, что мама на работе. Но когда бабушка вернулась из зала суда без мамы, а девочка забежала в квартиру с криком «Мама, я пришла», ей ответили, что мама опять вышла на работу. Вика расплакалась и сказала: «Я знаю, что маму пилиция не отпускает». Ей никто не говорил, что случилось, но как-то ребенок эту информацию получил».
Как вы вообще заинтересовались этим делом? Ведь изначально оно подавалось как типичная пьяная поножовщина.
«Да, и это немудрено: ее муж употреблял алкоголь вместе с соседом, и когда сотрудники полиции увидели стоящие на столе стаканы, картина им была ясна. Но дело в том, что в ее ситуации не проводили освидетельствование, а те же самые сотрудники полиции в суде говорили, что ни речь, ни поза, ни походка Галины не вызывали у них подозрений.
Ко мне обратились потому, что я специализируюсь на домашнем насилии, но раньше я защищала только потерпевших в процессуальном статусе, здесь же Галина — тоже потерпевшая — была обвиняемой. Я получила тревожное письмо от мамы Галины: она писала, что ее дочь заключили под стражу как алкоголичку, в пьяной поножовщине зарезавшую мужа, и что это неправда. Когда я стала разбираться и увидела Галину, у меня возникло чувство раздирающей несправедливости. В начале карьеры мне нужно было получать опыт и защищать убийц, у меня было много таких дел. А тут я увидела испуганную домохозяйку, теплую, домашнюю маму, которая не пойми как оказалась за решеткой. Этой женщине там было не место: она настолько была социализирована, настолько очевидно безопасна для общества… Меня поразило: молодая мама — и 11 ножевых… Что должно было женщину довести до такого? Когда мы с ней сели и она все рассказала… Мне захотелось восстановить справедливость. Галина в это не верила. Она обвиняла себя. Не знаю, поняла ли она сейчас, что она не преступник, но то, как она каялась, не передать словами. Она постоянно плакала и говорила: «Что я натворила». На судах тоже говорила, что не хотела мужу смерти, признавала себя виноватой и говорила, что не знает, как будет жить. Даже в показаниях сотрудников полиции это есть: они боялись, что она наложит на себя руки прямо там, вместе с мужем, поэтому спрятали от нее все острые предметы. И еще она очень сильно тосковала по дочери. Каждый раз, когда я к ней приходила, рисовала какие-то картинки, что-то мастерила и просила передать Вике. Она жила мыслями о том, чтобы вернуться к ребенку».
Почему в материалах следствия эта история подавалась как бытовая ссора? Ведь все травмы Галины были зафиксированы, были проведены экспертизы причин того, как они могли возникнуть, и результаты совпадали с тем, что рассказала Галина.
«Следствие шло по обвинительному уклону. Даже противоправное поведение потерпевшего следствие не учло. Когда Галине предъявляли окончательное обвинение — как будто никаких побоев со стороны Каторова и не было. Прокуратура запросила очень серьезный срок. Судья спрашивала, зачем Галина провоцировала пьяного мужчину, и в своем решении указала, что якобы у Галины была возможность покинуть помещение, предвидеть, к чему приведут ее действия… В то время как муж ее душил веревкой от ее же крестика. Безусловно, суд должен был выяснить, почему человек не мог действовать социально приемлемым способом, потому что есть такое понятие, как соразмерность посягательству. Но проблема в том, что пределы необходимой самообороны устанавливаются и в тех случаях, когда посягательство не произошло, а была только угроза. Если для обороняющегося понятен характер угрозы, он все равно может защищать себя — согласно Конституции России и Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ). Я на это и ссылалась в своей апелляционной жалобе. Часто в практике российских судов идет обвинение жертвы, и есть некое представление об идеальной жертве: как она должна вести себя, чтобы ей поверили. Но в ситуации с жертвами домашнего насилия есть своя специфика. Обвинять жертву в том, что она поступила не так, как от нее этого ожидали, нельзя».
Как вы решились на апелляцию, ведь был риск ужесточения приговора?
Да, действительно, такой печальный опыт был у многих моих коллег: обжаловался приговор — и прокуратура заявляла, что приговор чрезмерно мягок, просила усилить наказание, поэтому они боялись, отзывали жалобы, соглашались с тем, что есть. Я же просто знала, что тут необходимая самооборона. Ну как можно, когда ты знаешь правду, бездействовать? Как не использовать шанс? К нам скептически относились и коллеги, и неколлеги, говорили, что статья о самообороне не работает, что практически нет прецедентов ее использования. Но мы решили идти до конца и даже готовы были идти в Европейский суд по правам человека.
Но это же уже формальная защита, ведь пока ЕСПЧ рассмотрит материалы, пока вынесет решение, которое потом проигнорируют в России, проходят годы, и человек просто успевает отсидеть срок…
В России игнорируют политизированные решения. Здесь вопрос об интересах частного лица. И я не думаю, что оставили бы без внимания то, что произошло бы в Европейском суде в защиту Галины. Да, слушают дела долго, возможно, Галина бы отсидела срок, но вы поймите: для человека важно доброе имя. Для Галины, которая никогда не привлекалась ни к уголовной, ни к административной ответственности, попасть в такую мясорубку и получить на всю жизнь клеймо убийцы, воспитывать дочь с таким клеймом и как-то выходить в общество, строить коммуникации, было просто недопустимо. Ей нужно было отстоять доброе имя, чтобы смотреть в глаза своему ребенку. Она все время повторяла: «Как я буду смотреть в глаза своей дочери? Как я ей скажу, что я убила ее отца?». Сейчас, конечно, для нее огромная гора с плеч. Это не только физическая — это моральная свобода.
Это окончательная победа или у стороны обвинения еще есть возможность «отыграться»?
Если прокуратура признала необходимую оборону, я сомневаюсь, что обвинение выйдет с кассационным протестом. Единственное — остается потерпевшая, которая была очень недовольна: она просила миллион рублей моральной компенсации, ей присудили полмиллиона, а сегодня и это у нее отняли. Если она обжалует решение суда, мы пойдем в кассационную инстанцию, но все равно у меня есть надежда, что этот приговор устоит.
Вы после этой истории верите в объективность российской судебной системы?
Конечно. Если бы я не верила, я бы просто не смогла 20 лет практиковать, я бы перегорела. Клиентов я тоже учу верить. Сегодняшний приговор меня вдохновляет. Это ощущение полной перезагрузки — желание работать, работать и работать. У нас скоро час ночи, а у меня еще есть энергия с вами общаться — это благодаря тому, что бывают такие приговоры. Думаю, эти дела начнут выплывать еще и потому, что сами женщины, вынужденные защищать себя самостоятельно и попавшие под стражу, начинают наконец осознавать, что у них больше прав, чем у обычных убийц.
