Я уехала в США по туристической визе и сделала карьеру в Нью-Йорке
12.01.2018, 07:00 EST
Источник: Медуза
В год более 3500 россиян получают иммиграционные визы, и более 135 тысяч – туристические и рабочие. Каждый год некоторые из получателей таких виз, отправившись в США, решают не возвращаться. «Медуза» расспросила их о том, как они легализуют свой статус и обустраиваются.
Яна Петрова, операционный директор в строительной компании (имя изменено)
Я работала в крупном издательском доме в Петербурге, была директором по распространению. Я даже не думала что-то менять, в Нью-Йорке оказалась случайно — в гостях у одноклассницы. А там на вечеринке познакомилась с Эваном. Следующие два года мы встречались в Нью-Йорке, где он знакомил меня с родителями, я была у него дома в Колорадо. Эван и Америка нравились мне все больше: я видела, как живут здесь люди, видела, что для тех, кто хорошо работает, покупка своего дома, например, не является заоблачной мечтой — можно взять ипотечный кредит под 3% годовых. А я всегда хотела дом. Поэтому когда Эван предложил переехать к нему, я сразу согласилась. К тому же, я — дочь военного, в детстве мы много переезжали.
Уже в Колорадо мы поженились и собрали необходимый пакет документов для превращения меня из туристки в жену: телефонные разговоры, показания общих друзей и родителей, подтверждающие наши отношения. Пока я ждала разрешения на работу — его в США дают чуть раньше, чем грин-карту, чтобы кандидат мог платить налоги — отношения с мужем стали портиться. Я сходила с ума от безделья — бесконечно наводила чистоту в доме, готовила, даже посадила помидоры и картошку в огороде с видом на Скалистые горы. Мужа раздражала моя активность: у американцев другая ментальность, они более расслабленные — например, на то, чтобы сделать две стирки, закупить продукты на неделю и убрать дом, муж отводил себе три дня, а я справлялась за день. Ему было неловко за то, что он лежит на диване, пока я занимаюсь хозяйством, а так как я еще плохо знала язык, детально обсудить все разногласия мы не могли. Потом он ввязался в финансовую авантюру, потерял работу и деньги. На почве финансовых проблем у Эвана случился нервный срыв — в один из дней он сказал, что расправится со всеми, кто лишил его работы и денег, а потом застрелится сам.
Я сбежала из Колорадо в Нью-Йорк — было страшно проверять, осуществит муж задуманное или нет. Английский я знала уже хорошо, грин-карту мне к тому моменту уже дали, в Нью-Йорке приютили друзья, и я стала рассылать резюме: от Conde Nast до маленьких магазинов. Мне было все равно, где работать управляющим: нужно было снимать квартиру и оплачивать счета. В итоге меня взяли на должность заместителя администратора в коворкинг WeWork — я отвечала за то, чтобы все 540 человек, арендующие у нас места и офисы, были довольны. Через полгода стала управляющим, а еще через месяц — ушла в строительную компанию, которая занимается производством и установкой воздуховодов в небоскребах. У меня не было инженерного образования, зато я закончила физико-математическую школу, поэтому в чертежах разобралась легко.
Через два с половиной года я из ассистента доросла до операционного директора. Я управляю производством: занимаюсь согласованием чертежей, закупками, логистикой и коммуникацией с рабочими на объекте. Под моим началом работает 20 человек, а мой начальник в переговорах с новыми клиентами использует меня как вау-фактор — в строительстве до сих пор работает мало женщин. Однажды мы закупили запчасти для нашего оборудования, и, когда нам его привезли, на огромной, обернутой в пленку палете был розовый стикер: название фирмы и слоган — «Компания, управляемая женщинами». Я пока не знаю, как к этому относиться: с одной стороны, мы действительно молодцы, с другой — если я успешно управляюсь с бизнесом, зачем дополнительно акцентировать то, что я женщина?
Я так же, как и мужчины, встаю в 5:30, а в 7:00 — уже работаю. Соотношение зарплат у нас разное: там, где женщина получает 92 цента, мужчина получает сто, но мой уровень жизни сейчас меня устраивает — он гораздо выше, чем тот, который был у меня в России. Мне 42 года, я эмигрант, у меня акцент, а еще я не замужем и у меня нет детей — но за 6 лет в Нью-Йорке никто не заставил меня почувствовать себя неловко по этому поводу. Отчасти дело в самом городе — здесь все откуда-то приехали.
А вот мой папа-военный все эти годы считал, что мне нужно вернуться в Россию. Он звонил и стучал кулаком по столу, считая, что, раз личная жизнь не задалась, делать мне в Америке нечего. Поверил в то, что я, кажется, не бедствую, только после того, как я прислала ему фотографию 70-этажного жилого дома у Бруклинского моста. Написала: «Видишь? Это здание строит твоя дочь». Я знаю, он гордится мной — хотя время от времени и ворчит на тему, чего мне в Петербурге не сиделось.
